ЕВРОПЕЙСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА И БЕСПРИСТРАСТНОСТЬ СУДЕЙ

 

Люциус Вильдхабер
Президент Европейского суда по правам человека
(оригинал на английском языке)

1. Введение

Беспристрастность составляет фундамент самого понятия правосудия и справедливого суда. Поэтому неудивительно, что она занимает видное место в гарантиях соблюдения процессуальных норм, закрепленных в Европейской конвенции о правах человека и в прецедентной практике Европейского суда по правам человека. Убежденность людей в беспристрастности правосудия лежит в основе того доверия, которое граждане должны испытывать к своей судебной системе. Требование о беспристрастности правосудия включает в себя субъективные и объективные элементы. Именно последний из них занимает основное место в прецедентной практике Страсбургского суда в этой области и наиболее очевидным образом связан с общественным восприятием. Это нашло свое выражение в учении о важности внешних проявлений, отражающем давнюю истину: правосудие должно не просто свершаться, а свершаться в общественном восприятии; применительно к настоящему докладу ее можно перефразировать следующим образом: суды должны быть не просто беспристрастны, они должны восприниматься как таковые в общественном сознании. Высокие требования, предъявляемые к объективности Суда, на практике часто порождают озабоченность и критику как внутри, так и вне самого судебного организма. И все же Суду удается сохранять последовательность в своем подходе, и к своим внутренним механизмам Суд предъявляет требования не менее жесткие.

2. Гарантии, закрепленные в Конвенции

В пункте 1 статьи 6 Европейской конвенции содержится требование о «справедливом … разбирательстве … независимым и беспристрастным судом» при определении гражданских прав и обязательств или в случае предъявления уголовного обвинения. В деле «Пиерсак против Бельгии» Суд охарактеризовал подход к беспристрастности. Обычно беспристрастность означает отсутствие предрассудка или предвзятости. Но в его наличии можно убедиться несколькими способами. При этом необходимо провести различие между субъективным подходом и объективным подходом. Проверка на субъективную беспристрастность состоит в том, чтобы попробовать выяснить личные убеждения того или иного судьи в рассматриваемом деле. Все знают, как на практике трудно бывает подкрепить фактами обвинение в предвзятости, и Суд недвусмысленно заключил, что личная беспристрастность наличествует в отсутствии доказательств противоположного.

Сложность установления личной пристрастности заставила Суд сосредоточить внимание на объективном подходе, который заключается в необходимости определения наличия у судьи достаточных гарантий, исключающих любые обоснованные сомнения в его беспристрастности. Другими словами, учитывая сложность установления с должной степенью доказательности действительной беспристрастности суда, в судебной практике мы ориентируемся на то, может ли суд восприниматься как беспристрастный. Именно здесь Суд ввел такое понятие, как внешние проявления; по мнению Суда, здесь речь идет о том доверии, которое суд должен внушать общественности в демократическом обществе. А то, следует ли сомнения в беспристрастности считать объективно оправданными, зависит от обстоятельств конкретного дела. Суд пришел к выводу, что в уголовном производстве, «хотя точка зрения обвиняемого важна», она не является определяющей. Определяющим же в уголовном производстве является следующее: можно ли считать опасение обвиняемого в пристрастности судьи объективно обоснованным. В данном случае опасения должен испытывать не только сам подсудимый – эти опасения должны казаться разумными стороннему наблюдателю.

Вопрос о беспристрастности рассматривался Судом в самых разнообразных ситуациях. В большинстве случаев возникал вопрос о «структурной» беспристрастности, как правило в связи с исполнением одним и тем же лицом различных функций на разных этапах производства, а кроме того, когда судья выполнял те или иные внесудебные функции, которые могли повлиять на выполнение им своих обязанностей судьи, или при наличии у судьи отношений подчиненности с лицами, вовлеченными в рассмотрение дела на других этапах, или когда одной из сторон дела выступала исполнительная власть. Беспристрастность также может быть поставлена под вопрос, когда судья поддерживает внесудебные отношения с одной из сторон (обычно в гражданских делах) или заинтересован в том или ином исходе дела. Наконец, в некоторых ситуациях сомнения в беспристрастности суда могут быть связаны с персоналиями присяжных или их позицией.

Мы руководствуемся следующим принципом: при наличии достоверных фактов, говорящих стороннему объективному наблюдателю, что судья или присяжные не могут рассматривать дело абсолютно непредвзято, может быть поставлена под сомнение их объективная беспристрастность, даже если их субъективный настрой безупречен. Так, в ходе уголовного разбирательства, если судья участвовал в подготовке обвинительного акта, стороннему наблюдателю будет сложно поверить в то, что у него не возникло определенного мнения о виновности подсудимого. Если судья участвовал в следственных действиях или в принятии на досудебной стадии решений о взятии подсудимого под стражу, характер такого участия и требования соответствующего законодательства будут определять, имеются ли достаточные основания для опасений в определенной предвзятости с его стороны.

3. Прецедентная практика Страсбургского суда

Большинство дел касалось выполнения одним и тем же лицом или лицами в ходе уголовного разбирательства различных судебных функций, а чаще всего – предыдущего участия ведущего дело судьи в работе обвинения, в процессе предварительного следствия или в принятии решений о заключении подозреваемого под стражу до суда.

В деле «Пиерсак против Бельгии» председатель суда ранее возглавлял орган прокуратуры, который занимался делом обвиняемого. Суд счел, что «если лицо, ранее занимавшее в прокуратуре должность, в силу которой оно могло иметь касательство к рассматриваемому делу, впоследствии занимается производством по этому же делу в качестве судьи, общественность имеет основания опасаться отсутствия с его стороны достаточных гарантий беспристрастности». С другой стороны, Суд счел, что «не следовало бы вдаваться в другую крайность и настаивать на том, что бывшие прокурорские работники не имеют права находиться в составе суда при рассмотрении любых дел, которые ранее расследовались прокуратурой без их непосредственного участия». Такой негибкий, формалистский подход вызвал бы возмущение в судебных системах ряда Договаривающихся сторон, где часто практикуется переход сотрудников прокуратуры в суд. Кассационный суд Бельгии убедился в том, что в данном деле судья не занимал какой-то личной позиции и не участвовал лично в каких-либо действиях в рамках дознания по линии прокуратуры, но Европейский суд признал, что он сыграл определенную роль в рассмотрении дела, и поэтому беспристрастность суда под его председательством «могла бы показаться способной вызвать сомнения».

Исходя из вышеприведенного прецедента можно сказать, как уже указывалось выше, что к судьям, бывшим в прошлом сотрудниками прокуратуры, предъявляются жесткие требования. Достаточно, чтобы они «сыграли определенную роль в рассмотрении дела». Можно с уверенностью утверждать, что такие высокие требования вполне оправданы самим характером функций прокуратуры в уголовном процессе.

Несколько иная ситуация возникает тогда, когда судья, ведущий дело, ранее был связан с проведением уголовного расследования. В деле «Булут против Австрии», где участие судьи в расследовании было ограниченным по времени и заключалось в том, что он допросил двух свидетелей, когда он не имел возможности оценить доказательства по делу и не обязан был приходить к каким-либо выводам, Суд счел, что опасения заявителя по поводу пристрастности компетентного национального суда не могут рассматриваться как объективно обоснованные.

Определенные проблемы могут возникнуть в тех случаях, когда судья ранее выполнял функции следователя по рассматриваемому им делу. Как указал Суд, можно с пониманием отнестись к тому, что «обвиняемый ощутит некоторое неудобство, увидев в кресле судьи, призванного рассмотреть обвинения против него, того же человека, который распорядился заключить его под стражу до суда и неоднократно допрашивал его в ходе предварительного следствия». Такой судья знаком с делом во всех деталях и может сыграть ключевую роль при рассмотрении дела в суде и даже иметь определенное сложившееся мнение. Таким образом, в деле, когда одно и то же лицо сначала выполняло функции следователя, а затем – одного из судей в бельгийском уголовном суде первой инстанции, и его участие в предварительном следствии, где отсутствует состязательность, «скорее всего, было довольно значительным», беспристрастность суда могла бы показаться заявителю способной вызвать сомнения. Суд также не убедили доводы правительства, касающиеся практических последствий установления жесткого разделения между двумя службами в условиях ограниченности кадровых ресурсов. Договаривающиеся стороны обязаны организовывать свои правовые системы таким образом, чтобы обеспечивать соблюдение требований пункта 1 статьи 6, и «беспристрастность, безусловно, входит в число этих требований».

По делу «Фей против Австрии» судья окружного суда участвовал в расследовании лишь в ограниченной степени, занимаясь сбором информации и допрашивая свидетелей по поручению следователя. Суд счел, что различные следственные действия по своему характеру не позволили бы будущему судье заранее составить себе определенное мнение по существу дела. По характеру и объему эти следственные действия отличались от тех, которые имели место по делу «Де Куббер против Бельгии», и опасения, которые мог испытывать заявитель по поводу пристрастности судьи, не могли считаться объективно оправданными. Активно высказываясь в поддержку этого решения, судья Мартенс указал, что определение того, насколько объективно обоснованными являются опасения по поводу пристрастности, это не просто вопрос должностной пристрастности, но и определенного интереса, поскольку речь здесь идет не только о доверии, которое должны внушать суды, но и заинтересованности общества в наличии рационально организованной и слаженно функционирующей судебной системы. Он упомянул практические преимущества компактной системы небольших судов, где на местном уровне и без больших финансовых затрат могли бы рассматриваться и гражданские, и уголовные дела, не представляющие большой важности.

По тем делам, где до начала разбирательства судом давались санкции на содержание под стражей, Суд указывает, что сам по себе тот факт, что судья, ведущий дело, принимал также определенные решения по нему до его поступления в суд, включая санкции на предварительное заключение, не может считаться достаточным, чтобы служить основанием для опасений по поводу пристрастности судьи. Так, в датской системе при вынесении постановления о заключении под стражу до суда судья в общем виде знакомится с имеющимися материалами дела с тем, чтобы удостовериться, имеются ли у полиции prima facie основания для опасений. Подозрение и официальное установление виновности – это не одно и то же. Но, учитывая обстоятельства данного конкретного дела, законодательство, на основании которого судья принимал решения о заключении под стражу, требовало от него удостовериться в наличии «убедительно подтверждающихся подозрений». В разъяснении этой формулировки указывалось, что «должна иметься вполне очевидная ясность» вины. Другими словами, разница между вопросом, который судья должен был решать на стадии следствия и затем на стадии судебного разбирательства, была трудно осязаемой, и в силу этих обстоятельств беспристрастность судьи могла бы показаться способной вызвать сомнения. Не было установлено таких особых обстоятельств в деле «Сент-Мари против Франции». Здесь члены обвинительной палаты, утвердившие постановление об отказе в ходатайстве об освобождении, впоследствии участвовали в заседании апелляционного суда, на котором заявителю был вынесен приговор. Суд отметил, что обвинительная палата ограничилась лишь краткой оценкой имеющихся фактов по делу, с тем чтобы prima facie установить обоснованность подозрений полиции в том, что заявитель может скрыться. Участие судей в последующем принятии решения апелляционного суда не подорвало беспристрастности этого суда.

Вопросы по поводу «структурной» беспристрастности возникают и тогда, когда одно и то же дело дважды рассматривается судом в одном и том же составе, например, когда после апелляционного разбирательства дело направляется на пересмотр в тот же самый нижестоящий суд, который тем же составом судей вынес первоначальное решение по нему, или когда суд, который рассматривал дело обвиняемого заочно, тем же составом впоследствии ведет производство по делу в его присутствии. Суд счел, что из обязательства проявлять беспристрастность нельзя вывести общее правило о том, что вышестоящий суд, отменяющий административное или судебное решение обязан передать дело на пересмотр в иной юрисдикционный орган или в орган той же ведомственной принадлежности, но действующий в ином персональном составе. Не усматривается оснований для законных подозрений в том, что судьи, принимавшие участие в принятии первого решения, также участвуют и в принятии второго. Более того, если бы суду каждый раз приходилось бы менять свой состав для повторного рассмотрения дела лица, ранее осужденного заочно, такие лица имели бы преимущество перед теми подсудимыми, которые присутствовали на своем процессе с самого начала, поскольку они таким образом получают возможность добиться повторного разбирательства в судебной инстанции того же уровня. Такая практика лишь замедлила бы функционирование судебной системы.

С другой стороны, в тех случаях, когда состав апелляционной инстанции тот же, что и суда, вынесшего обжалуемое решение, его беспристрастность может быть поставлена под вопрос. Так, если судья председательствовал в суде, где принималось решение по ходатайству об отмене предыдущего решения, вынесенного им самим, опасения заявителя с объективной точки зрения вполне оправданны.

Несколько иной выглядит ситуация в деле, где судья участвовал в заседании в отношении нескольких подсудимых, но по тем же эпизодам, которые рассматривались в ходе последующего процесса, а в ходе первого разбирательства он назвал подсудимых по второму процессу соучастниками. В таких обстоятельствах очевидно, что у судьи сформировалось мнение по существу второго разбирательства еще до его начала, и опасения заявителей по поводу пристрастности судьи могли считаться объективно обоснованными.

Проблема «структурной» беспристрастности может возникнуть и тогда, когда судья ранее был причастен к вопросам, рассматриваемым в суде, но не в качестве судьи. Так, членам Государственного совета Люксембурга было поручено высказаться по поводу законности нормативного акта, который они уже рассматривали на этот предмет в качестве консультантов, и организация-заявитель имела все основания опасаться того, что они будут ощущать себя связанными своим предыдущим решением и, таким образом, имелись основания для сомнений в «структурной» беспристрастности данного судебного органа. Суд, тем не менее, указал, что ни в статье 6, ни в других положениях Конвенции не содержится обязательства для государства придерживаться тех или иных теоретических конституционных концепций. В деле, где одно и то же лицо было председателем законодательного органа, принявшего план развития, и судебного органа, рассматривавшего ходатайство заявителя об обжаловании плана, Суд отметил, что любое непосредственное участие в принятии законодательного или подзаконного акта достаточно для наличия сомнений в судебной беспристрастности лица, которому впоследствии приходится разрешать спор о наличии причин разрешать отступление от формулировки данного законодательного или подзаконного акта.

Вопрос о том, может ли беспристрастность судьи быть подвергнута сомнению ввиду его взаимоотношений с одной из сторон, часто рассматривается Судом с точки зрения независимости и беспристрастности. Эти взаимоотношения могут быть «структурными» или иерархическими. Например, в целом ряде турецких дел присутствие военного судьи в составе Суда государственной безопасности было расценено как нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции. Хотя статус таких судей давал определенные гарантии независимости и беспристрастности, они находились на службе в вооруженных силах, подчиняющихся исполнительной власти, и были связаны воинской дисциплиной. Гражданские лица, привлекаемые к ответственности за распространение пропаганды, направленной на подрыв государственной безопасности, по вполне понятным причинам были не в восторге от перспективы процесса с участием военного судьи. Они имели все основания опасаться, что такой суд окажется под чрезмерным влиянием соображений, которые не имеют ничего общего с существом дела.

Суд пришел к заключению о том, что в тех случаях, когда в состав суда входит лицо, занимающее подчиненное положение с точки зрения его обязанностей и должности по отношению к одной из сторон, участники процесса могут испытывать обоснованные сомнения в независимости данного лица.

В целом ряде дел, касающихся разбирательства в военных трибуналах Соединенного Королевства, Суд отметил, что военнослужащий, назначающий заседание трибунала, сыграл важнейшую роль на стороне обвинения, а также в назначении заседания трибунала, формировании его состава, в организации обвинения и защиты военнослужащих. Все члены военного трибунала находились в подчиненном положении по отношению к назначающему заседания военнослужащему и подчинялись ему по службе. В таких обстоятельствах сомнения заявителя по поводу независимости и беспристрастности суда могли быть объективно оправданными. В деле «Диктарас против Литвы» председатель коллегии по уголовным делам Верховного суда подал кассационную жалобу на решение апелляционной инстанции с ходатайством о восстановлении решения первой инстанции. Он также сформировал суд и назначил докладчика. Суд счел, что в случае, когда председатель суда не только принимает к рассмотрению ходатайство прокуратуры, но также, в дополнение к своим организационным и управленческим функциям, формирует суд, с объективной точки зрения нельзя сказать, что имеются достаточные гарантии, исключающие закономерные сомнения в отсутствии ненадлежащего давления.

Суд не пройдет экзамен на объективную беспристрастность и тогда, когда судья имеет в рассматриваемом деле личный интерес. В деле «Демиколи против Мальты» Палата представителей Мальты, которая проводила разбирательство по делу заявителя, не была беспристрастной, поскольку два ее члена, которые участвовали в разбирательстве, ранее подверглись критике в статье, которая и составляла предмет предполагаемого правонарушения. Еще один сходный случай: дисциплинарные разбирательства в Ассоциации медицинских работников Франции по поводу выдачи разрешения на оказание неотложной медицинской помощи. Члены обеих комиссий, где проводились разбирательства, поддерживали связи с организациями, которые составляли прямую конкуренцию заявителю, и поэтому ни одна из комиссий не могла рассматриваться в качестве «беспристрастного суда» по смыслу статьи 6.

Проблемы в этой сфере могут быть связаны и с составом суда присяжных. Так, в деле «Хольм против Швеции», где пять из девяти присяжных были активистами политической партии, имеющей тесные связи и отношения собственности с издательством подсудимого, опасения заявителя по поводу независимости и беспристрастности суда были объективно обоснованными. В деле «Пуллар против Соединенного Королевства» заявитель сетовал на то, что присутствие среди присяжных сотрудника одного из двух главных свидетелей обвинения означало, что суд, в котором рассматривалось дело, не мог считаться независимым и беспристрастным. По мнению Суда, знакомство члена суда с одним из свидетелей по делу вовсе не значит, что он будет с позитивным пристрастием рассматривать показания данного лица. Характер такого знакомства и его воздействие на беспристрастность суда следует оценивать индивидуально, применительно к каждому конкретному делу. Учитывая фактологию дела, Суд счел, что нет никакой уверенности в том, что объективный наблюдатель пришел бы к выводу о том, что данный присяжный был бы склонен верить скорее своему работодателю, чем свидетелю защиты. Кроме того, помимо него в разбирательстве участвовало еще 14 присяжных, и им было определенным образом указано, что они должны непредвзято оценивать достоверность показаний всех свидетелей.

В трех случаях вопрос о беспристрастности возник в связи с обвинением присяжных в расизме. В деле «Ремли против Франции» третье лицо удостоверило в письменном виде, что оно слышало от одного из присяжных признание в расизме. Сам заявитель происходит из Северной Африки. Суд присяжных в департаменте Рона счел, что он не может официально принять к сведению события, якобы имевшие место вне его стен, и не принял каких-либо мер для проверки обвинения. Европейский суд счел, что Конвенция «устанавливает обязательство для каждого национального суда проверять, является ли он в своем настоящем составе «независимым судом» по смыслу [п.1 ст. 6], если это оспаривается на основании, которое не представляется заведомо лишенным оснований». Такой проверки проведено не было, в связи с чем заявитель был лишен возможности добиться исправления ситуации, противоречащей Конвенции. В своем особом мнении судья Тор Вильяльмсон отмечал: «если предполагаемое нарушение рассматривать в сопоставлении с тем, с чем повседневно сталкиваются в своей работе судьи и адвокаты, мне представляется очевидным, что оно надуманно и не могло оказать воздействия на приговор, даже если считать, что факты, излагаемые заявителем, верны».

С другой стороны, Суд не усмотрел нарушения в том, если судье от присяжных передали записку о том, что среди присяжных проявляются «расистские настроения». Судья решил разобраться с таким утверждением, выступив с выдержанным в жестких формулировках заявлением, предварительно посоветовавшись с представителями сторон. Его заявление было «ясным, детальным и красноречивым». Изучив факты, Суд заключил, что с точки зрения статьи 6 этого было вполне достаточно для того, чтобы развеять объективные страхи и сомнения. Суд пришел к иному выводу в деле, где член суда присяжных подал записку о том, что слышал от двух других присяжных «явно расистские замечания и шутки». Приняв во внимание обстоятельства дела, т.е. гораздо большую обоснованность и серьезность утверждений, чем по делу «Грегори против Соединенного Королевства» (где жалоба была неконкретной и расплывчатой), Суд счел, что указания, данные судьей присяжным, не могли развеять обоснованного ощущения и опасения пристрастности, вызванные запиской. При наличии серьезного утверждения о том, что заявитель может быть осужден из-за своей национальности, судья, по мнению Суда, должен был прореагировать более энергично, а не просто заручиться расплывчатыми заверениями присяжных о том, что они могут забыть о своих предрассудках и рассматривать дело только исходя из материалов дела. Не сделав этого, судья не обеспечил достаточных гарантий для того, чтобы исключить любые объективно обоснованные или оправданные опасения в отношении предвзятости суда.

Эти три дела говорят о том, что когда делаются утверждения о пристрастности присяжных, для того, чтобы удовлетворить требованиям объективной беспристрастности, суд должен принять определенные меры для проверки истинности утверждений, но дело «Ремли против Франции» указывает, что суд не может спокойно игнорировать даже довольно шаткие обвинения. Это соответствует требованиям объективного подхода. После того, как утверждение сделано, восприятие объективного наблюдателя подвергается воздействию, и поэтому суд обязан развеять порожденные таким образом сомнения.

Наконец, в деле, где суд работал под председательством лица, с которым заявитель вел дискуссию в прессе, Европейский суд постановил, что судебные власти должны иметь максимальную свободу действий в отношении рассматриваемых ими дел для сохранения авторитета беспристрастных судей. Эта свобода действий призвана побуждать их не прибегать к услугам прессы, даже если их на это провоцируют. Эта их обязанность диктуется высшими интересами правосудия и высокой миссией судьи.

4. Заключение

Как мы убедились, в этой сфере Суд продолжает придавать определенное значение учению о важности внешних проявлений, что Суд обосновывает ссылкой на «растущую заинтересованность общественности в справедливом отправлении правосудия». Суд обычно скептически относится к аргументам, построенным на практических и организационных аспектах, даже в тех случаях, когда представляется, что на систему правосудия в результате принятого решения может лечь значительное бремя. Завет покойного и глубоко уважаемого судьи Мартенса, который призывал Суд помнить об интересах слаженного функционирования судебной системы, способной осуществлять правосудие в разумные сроки, судя по всему, не находит горячего отклика в прецедентной практике Суда. Но хотя Суд применяет жесткие стандарты при рассмотрении позиции национальных судов, сам он, будучи полноценным правосудебным органом, не менее жесткие требования предъявляет к своей внутренней организации. Так, после вступления в силу Протокола № 11 к Конвенции две ранее существовавших структуры – Суд и Комиссия по правам человека, были заменены единым Судом, в состав которого вошли 10 бывших членов Комиссии. Суд без колебаний постановил, что в тех случаях, когда члены Комиссии участвовали в рассмотрении дел, находящихся в производстве в Суде в настоящее время, они должны выходить из состава Суда. Как и в вышеуказанных случаях, вряд ли можно считать, что они будут подходить к данным делам совершенно непредвзято. Аналогичным образом, если кто-либо из членов Суда участвовал, пусть даже номинально, в разбирательстве в Суде по делу, в рассмотрении которого они уже участвовали до своего избрания в Суд, они обязаны выходить из состава Суда. Таким же основанием для этого является наличие взаимоотношений с людьми, рассматривавшими такие дела на национальном уровне.

В моем докладе я не коснулся вопроса о назначении судей. Учитывая специфику Европейского суда по правам человека, очень важно, чтобы процедура их назначения не создавала впечатления, что судьи выполняют указания правительств Договаривающихся государств. Здесь опять-таки большое значение имеет внешнее восприятие, и процесс отбора правительствами кандидатов должен быть прозрачным. В этой связи Договаривающиеся государства, а также Комитет Министров и Парламентская Ассамблея Совета Европы должны проявлять в ходе выборов членов Суда особую бдительность.