Права человека, демократия и верховенство права составляют

единый неделимый пакет. Понятие демократии лежит в сердцевине Европейской конвенции о правах человека. Вместе с понятием верховенства права, обеспечивающим механизмы его эффективной реализации, понятие демократии пронизывает все гарантии по Конвенции. Как отмечал Пьер-Анри Тейтген, один из основных авторов Конвенции, во время дискуссии, приведшей к ее принятию в 1950 году, цель заключаетсяв том, чтобы определить "семь, восемь или десять основных свобод, которые принципиально важны для демократического образа жизни". С 1950 года, конечно же, имел место огромный прогресс, и пятьдесят лет спустя Европейский суд по правам человека превратился в своего рода центр нервной системы защиты прав человека, действующий через национальные правовые системы 41 европейского государства. Тем самым Суд устанавливает общие правовые стандарты, которые внедряются через правовые системы договаривающихся государств, стандарты, которые оказывают влияние и формирующее воздействие на национальное право и практику в таких областях, как уголовное право, отправление правосудия по уголовным, гражданским и административным делам, семейное право, право иностранных граждан, право средств массовой информации, право собственности. Со временем через свою судебную практику Европейский суд по правам человека оказался тесно связан с правовым и нравственным устройством обществ в старых государствах-членах Совета Европы, этот же процесс полным ходом идет в новых государствах-членах.

Европейский суд по правам человека всегда ставил свои отношения

с высшими национальными судами в центр механизма Конвенции.

Начиная со своих первых решений, Суд признавал субсидиарный характер системы Конвенции, имея в виду, что обеспечивать права, закрепленные в Конвенции, прежде всего должны национальные власти, в частности национальные судебные власти. Конечно, это бремя возлагается в основном на верховные и конституционные суды, которые Европейский суд рассматривает в качестве своих партнеров в рамках системы защиты, созданной по Конвенции. Сообщество Конвенции, охватывающее сегодня 41 договаривающееся государство с совокупным населением около 800 миллионов человек, обусловлено не только практической необходимостью. Оно также является необходимым элементом, проистекающим из самой природы международной юрисдикции, которая распространяется на демократические государства, соблюдающие принцип верховенства права. Международный судья связан определенной мерой уважения по отношению к решениям, вынесенным национальными демократическими институтами в полном соответствии с принципом верховенства права, и, хотя это уважение никогда полностью не исключает международный контроль, оно требует определенного самоограничения на международном уровне.

В одном из своих первых дел, касавшемся предполагаемой дискриминации в отношении использования языков в системе образования в Бельгии, Суд предельно ясно изложил эту позицию. Суд отметил, что он не может "не учитывать правовые и фактические обстоятельства, которые характеризуют жизнь общества в Государстве, которое, как Договаривающаяся Сторона, должно дать ответ в отношении оспариваемой меры". Он не может, продолжил Суд, "подменять компетентные национальные власти", поскольку это означало бы "не принимать во внимание субсидиарный характер международного механизма коллективного правоприменения, установленного Конвенцией. Национальные власти [были] свободны избирать меры, которые они считают надлежащими в отношении вопросов, регулируемых Конвенцией. Контроль со стороны Суда касается только соответствия этих мер требованиям Конвенции".

Именно поэтому я надеюсь, что контакты между судами, которые в качестве последней национальной инстанции будут разрешать дела, касающиеся Конвенции, и Европейским судом являются обоюдополезными. Они полезны для национальных судов, поскольку могут помочь в устранении недопонимания того, как работает эта система, и в то же время высветить проблемные области судебной практики. Они полезны для нас, поскольку нам необходима информация о том, как принципиальные вопросы, которые могут решаться в Страсбурге, понимаются теми, кто непосредственно занимается правоприменением, а также поскольку мы полагаем, что массив материалов судебной практики по Конвенции нуждается в расширении, возможно даже в диверсификации, за счет решений высших национальных судов,

непосредственно рассматривающих те же вопросы.

Прежде чем продолжить, я позволю себе остановиться на деле

Хзндисайда, вероятно, - первой попытке Страсбургского суда четко изложить принципы реализации свободы выражения мнения и свободы прессы по Европейской конвенции о правах человека. Дело Хэндисайда касалось "маленькой красной книги для школьников", манифеста широкого движения начала семидесятых годов за либерализацию сексуальных нравов. Британский суд установил, что книга содержит "большей частью советы, в которых не следует отказывать молодым людям". Тем не менее в итоге это не смогло перевесить то, что, по убеждению британского суда, являлось тенденцией к разврату и коррупции.

Европейский суд по прааам человека отметил, что свобода выражения мнения "составляет одну из важнейших основ [демократического] общества, одно из основных условий его прогресса и развития каждого человека", эта формула была повторена во многих последующих решениях. В конечном счете эта формула восходит к статье 11 французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, которая установила, что право свободно выражать свое мнение является одним из драгоценнейших прав человека, "un des droits les plus precieux de l’homme". В деле Хэндисайда Европейский sуд далее отметил, что это право «применимо не только к «информации» или «идеям», которые воспринимаются благосклонно или рассматриваются как безобидные либо встречаются безразлично, но также и к тем, которые задевают, шокируют или беспокоят государство или любую часть населения». Таковы, по мнению Суда, «требования плюрализма, толерантности и либерализма взглядов, без которых нет «демократического общества». Несмотря на эту громкую декларацию, Суд пришел к заключению, что здесь нет нарушения статьи 10, сославшись при этом прежде всего на пределы усмотрения. Я не имею возможности подробно описать здесь доктрину пределов усмотрения, но эта доктрина является еще одной иллюстрацией субсидиарного характера системы защиты прав человека, установленной Конвенцией. Можно лишь сказать, что именно национальные власти прежде всего должны обеспечивать права и свободы, закрепленные в Конвенции.

Субсидиарный характер системы Конвенции также объясняет, почему Конвенция уделяет столь много внимания процессуальным правам

в национальных системах. Это справедливо не только в отношении основных положений процессуального характера, регулирующих обращение в Суд, которые посредством традиционного требования международного права об исчерпании внутренних средств правовой защиты адресуют потенциальных заявителей в первую очередь к средствам правовой защиты, предусмотренным национальным правом. Это справедливо также в отношении таких нормативных положений Конвенции, специальной целью которых является гарантирование национальных процедур, как статья 13, гарантирующая право на эффективные средства правовой защиты перед государственным органом, статья 6, устанавливающая право на справедливое судебное разбирательство по гражданским и уголовным делам, или статья 5, предусматривающая процессуальные гарантии при задержании.

Мне кажется очевидным, что субсидиарность может быть эффективно реализована лишь при доступности надлежащих процедур в рамках национальных правовых систем. Если Суд основывает свое определение того, имело или не имело место нарушение Конвенции, на оценке фактов, произведенной национальными судебными властями, то на национальном уровне должна существовать процедура, позволяющая проводить такую оценку. В связи с этим в ряде дел Суд установил нарушения статьи 2 Конвенции (право на жизнь) не по материально-правовым основаниям, поскольку там не было достаточных доказательств, подтверждающих возможные нарушения, а по процессуальным. Таким образом, обязанность охранять право на жизнь по статье 2 Конвенции, рассматриваемая в сочетании с общей обязанностью государства по статье 1 Конвенции «обеспечивать каждому, находящемуся под [его] юрисдикцией права и свободы, определенные в [...] Конвенции», подразумевает необходимость иметь в той или иной форме возможность провести эффективное официальное расследование в случаях гибели людей в результате применения силы.

Один лишь факт информирования властей о насильственной смерти

или необъяснимом исчезновении при подозрительных обстоятельствах порождает ~ряо /ас(о обязанность по статье 2 провести эффективное расследование обстоятельств этой смерти или этого исчезновения.

Суд неоднократно отмечал, что в случае, когда лицо делает 5 правдоподобное заявление о том, что оно подверглось обращению, нарушающему статью 3 (которая запрещает пытки и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение), при нахождении в распоряжении полиции или других аналогичных представителей Государства, это положение, рассматриваемое опять-таки в сочетании с общей обязанностью государства по статье 1 Конвенции, равным образом подразумевает необходимость проведения эффективного официальногорасследования. В сочетании с обязанностью проводить расследование по статье 2, такое расследование должно быть способно привести к установлению и наказанию виновных.

Когда подобные дела поступают в Страсбург, Суд оказывается в трудном положении, так как вынужден действовать практически в качестве суда первой инстанции, и это является отступлением от принципа субсидиарности и угрожает подрывом структуры системы Конвенции. Отсутствие эффективного расследования очень часто делает также неэффективными любые доступные внутренние средства правовой защиты и тем самым лишает цели правило об их исчерпании. Смысл моего обращения к национальным властям всех договаривающихся государств остается неизменным - правило об исчерпании существует, чтобы предоставить вам возможность исправить дисфункцию в вашей правовой и административной системах на основании внутренних средств правовой защиты. Неиспользование этой возможности путем непредоставления таких средств или лишения их действенности может привести к признанию нарушения Конвенции, даже если материально-правовые обстоятельства не могут быть установлены с необходимой степенью достоверности, что при повторении в широких масштабах подрывает всю систему защиты прав человека, воплощенную в Конвенции.

Рассмотрение места, занимаемого Судом в европейском конституционном ландшафте, обнаруживает, что основной проблемой, с которой сталкивается Суд, является огромный поток обращений. Общее количество зарегистрированных обращений в настоящее время составляет около 19 000. В этом году мы ожидаем регистрации примерно 13 500 обращений, что на 30 % превышает количество обращений, зарегистрированных в прошлом году. И это невременное явление. Напротив, Суду еще предстоит испытать в полной мере последствия произведенных совсем недавно ратификаций Конвенции.

Суд прилагает максимум усилий для упрощения и рационализации своей процедуры, но в конечном счете потребуются и дополнительные

меры, и в этом контексте нельзя исключать дальнейшую реформу Конвенции, что было признано в подготовленном недавно докладе Группы по оценке эффективности работы Суда, созданной Комитетом Министров Совета Европы, которая призвала Правительства договаривающихся государств к безотлагательным действиям. Любая подобная реформа, по моему мнению, должна была бы исходить из того, о чем я выше говорил в отношении субсидиарности. Будущее этой системы зависит от эффективной защиты основных прав на национальном уровне, и это составляет еще одну грань субсидиарности. Если основные права будут эффективно защищаться национальными судами, это также должно уменьшить нагрузку на Страсбургский суд. Мы должны прийти к тому, чтобы рассматривать жалобу в Страсбург скорее не как обращение в последнюю инстанцию, а как использование последнего средства защиты в исключительных случаях, в делах, ставящих вопросы, разрешение которых обогатит массив судебной практики, образующий вместе с Конвенцией общественный порядок Европейской конституции прав человека.