РОССИЯ

Т. Морщакова
заместитель Председателя
Конституционного Суда
Российской Федерации

Применение международного права в конституционном правосудии:
итоги и перспективы

Уважаемые коллеги,

Так получается, что мой доклад, очевидно, будет некоторым продолжением того, что мы услышали и в предыдущем докладе, и в более ранних сообщениях, а именно в сообщении Председателя Страсбургского суда по правам человека и в некоторых других выступлениях.

Дело в том, что я собираюсь поделиться с вами некоторыми своими рассуждениями по поводу применения Конституционным Судом Российской Федерации международно-правовых норм, норм международного права, однако именно в области прав и свобод человека и гражданина. В этом связь как бы того, что мы слышали с вами уже по этой теме.

Мне хотелось бы подойти, может быть, несколько с другой стороны к тому, что было сформулировано в докладе Председателя Страсбургского суда – я имею в виду то, что он назвал принципом вторичности в деятельности Страсбургского суда по защите прав и свобод. Действительно, инстанция наднациональная может быть признана в этом смысле – и таковы подходы Страсбурга – вторичной, потому что не одна она защищает права и свободы и она, очевидно, не была бы эффективной, если бы не могла опираться на национальные юрисдикции.

Среди таких национальных юрисдикций, безусловно, я вижу и особое место конституционных судов.

Но я хотела бы сказать о другом, может быть, соотношении между уровнем защиты прав и свобод на национальном уровне и наднациональной защитой этих прав и свобод. Я просто хочу обратить ваше внимание на то, что в сравнительном правоведении и в международном праве уже давно рассматривается в качестве особого рода материального конституционного права международное право. Вот если исходить из того, что международное право в области прав и свобод человека по своему существу представляет собой материальное конституционное право, то тогда связь между защитой конституционных прав и свобод, в том числе с помощью конституционной юрисдикции и международным правом, получает и некоторый дополнительный аспект.

Для нашей конституционной действительности в связи с этим я выделила бы особое значение одного положения российской Конституции. В нашей Конституции, которая, как и многие другие конституции, признает примат международного права над внутренним законом, существует, кроме всего прочего, одно положение. Оно звучит приблизительно так (я думаю, что я почти точно его изложу): в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина (следующую фразу я хотела бы особенно подчеркнуть) в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права. Таким образом Российская Федерация заявила, что она признает и гарантирует права и свободы человека и гражданина в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и рассматривает эти принципы и нормы в качестве базы конституционного регулирования, потому что далее в этой же норме Конституции следуют такие слова: "и в соответствии с данной Конституцией".

С моей точки зрения, это конституционное положение нельзя истолковать иначе как предусматривающее такое положение, при котором Конституция Российской Федерации, защищая, признавая и гарантируя права и свободы, следует международно-правовым стандартам. И это я считаю очень важным. Почему? Из этого следуют как бы два вывода, которые определяют значение международно-правового регулирования прав и свобод для Российской Федерации и для конституционного судопроизводства, в частности.

Первый вывод заключается в том, с моей точки зрения, что внутренний законодатель не может предпринять какие-либо шаги, которые ограничивали бы те международные стандарты, которые признаны на уровне общепризнанных принципов и норм международного права и действуют в мировом сообществе. Внутренний законодатель не может этого сделать, потому что конституция сама следует международным стандартам, и, следовательно, внутренний национальный законодатель не может, не меняя конституцию, изменить обязательства Российской Федерации в области гарантирования прав и свобод.

И второй аспект, который, с моей точки зрения, тоже вытекает из конституционного регулирования и из того, в частности, что Россия признаёт юрисдикцию Страсбургского суда, – это положение о том, что международные нормы, в которых закреплены права и свободы, как бы обеспечивают постоянный мониторинг соблюдения прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации в соответствии с мировыми стандартами.

Здесь неоднократно звучало положение, которое является бесспорным, – положение, согласно которому применение норм международного права о правах и свободах является прежде всего задачей всех судов. Они, именно рассматривая конкретные дела, должны исходить из международно-правового регулирования прав и свобод и, таким образом, реально их гарантируют.

Однако в связи с этим возникает некоторый вопрос о том, какова же роль именно конституционного правосудия в обеспечении прав и свобод. Прежде всего нужно подчеркнуть еще раз, что эта роль определена тем, что конституционный, закрепленный в российской Конституции каталог прав и свобод человека и гражданина практически идентичен, полностью корреспондирует тому, что признаётся европейским сообществом и мировым сообществом в качестве таких прав, подлежащих защите как на национальном, так и на наднациональном уровне. Поэтому когда возникает вопрос о том, что нарушается какое-либо предусмотренное конституцией право или свобода, то Конституционный Суд, исходя из того, что перечни гарантированных прав и свобод в национальном и в наднациональном законодательстве и в международном праве фактически идентичны, защищает эти права и свободы, при этом широко использует, как я считаю, именно международно-правовые подходы.

Каковы, собственно, методы, с помощью которых Конституционный Суд при этом применяет или использует нормы международного права в области прав и свобод? Прежде всего Конституционный Суд использует международно-правовую интерпретацию прав и свобод в качестве дополнительного теоретико-догматического аргумента. Речь идет, конечно, об использовании такого рода аргументов не столько в резолютивной части решений, сколько в мотивировочной, в обосновывающей части этих решений.

Если привести (такой анализ был проведен у нас в Конституционном Суде) какие-то общие статистические характеристики того, насколько часто Конституционный Суд обращается именно к использованию международно-правовых определений прав и свобод, то это вылилось бы в довольно большие цифры: почти каждое десятое решение Конституционного Суда Российской Федерации мотивировано ссылками на международно-правовые нормы.

То, что Конституционный Суд использует здесь международно-правовые нормы именно в качестве такого догматического аргумента, можно подтвердить, например, таким фактом: Конституционный Суд ссылался на нормы Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод еще тогда, когда эта Конвенция не была ратифицирована в Российской Федерации.

Конституционный Суд ссылается в своих решениях на многие нормы, которые в международном праве не признаются обязательными. Я знаю, что в международном праве обсуждается вопрос о правовом характере такого рода норм, о правовом характере так называемого "софтло", я должна сказать, что Конституционный Суд очень часто в мотивировке своих решений прибегает к ссылкам именно на это "софтло" и таким образом усиливает аргументацию, усиливает свою позицию.

При этом Конституционный Суд выработал целый ряд правовых подходов к использованию международно-правовых норм. Я назову некоторые из них.

Первое, что мне кажется очень важным. Если в национальной Конституции какое-либо основное право не нашло детальной конкретизации, только обозначено, то Конституционный Суд считает, что содержательное наполнение этого права должно происходить в соответствии с тем, какое содержание ему придается в международном праве и в международной юрисдикции Страсбургского суда. Таким образом, мы делаем аргументы международного права и аргументы Страсбургского суда составной частью того, что кладется нами в основу нашего решения о содержании того или иного основного права или свободы.

В связи с этим мне хотелось бы подчеркнуть одну особую позицию Конституционного Суда (я отношу её к очень важным правовым позициям Конституционного Суда России, здесь, в этом зале находится и автор этой позиции, и я его обязательно назову, – это профессор Витрук Н.В.) – я хочу сказать о том, каким образом Конституционный Суд определяет такое важное качество международно-правовых норм, международно-правовых стандартов, как и их общепризнанность. Не сразу мы нашли этот подход, но все-таки Суд коллегиально пришел к такому выводу, что общепризнанным принципом или общепризнанной нормой международного права, во всяком случае для её применения внутри Российской Федерации, мы можем считать такие принципы и нормы, которые как таковые используются именно Конституционным Судом Российской Федерации. Я понимаю, что такое решение и такие подходы Конституционного Суда Российской Федерации не являются хоть сколько-то обязательными для международного сообщества, для других конституционных судов, но я считаю, что в нашей практике мы нашли для себя важный ключ к пониманию того, что Конституционный Суд может использовать в качестве общепризнанных принципов и норм международного права.

Я заранее согласна принять всю критику со стороны ученых-международников, потому что у них на этот счет есть другие определения, но в нашей деятельности практическое значение обнаружил именно такой подход.

Особая правовая позиция Конституционного Суда, которая должна быть, по-моему, подчеркнута, – это такая позиция, которая используется Конституционным Судом в тех случаях, когда в Конституции Российской Федерации какое-либо право не закреплено, оно подлежит только логическому или нравственному выведению из других норм Конституции. Но при этом наличествует международно-правовая норма, которая прямо говорит о таком содержании основного права, с одной стороны, и существует внутренний закон, который не соответствует этому пониманию основного права в международном праве.

В этих случаях Конституционный Суд, к сожалению, не может воспользоваться собственной компетенцией, потому что он не проверяет внутренний закон на соответствие международно-правовой норме. Но, отказывая в рассмотрении такого рода дел, Конституционный Суд, как правило, указывает, что норма международного права, как включенная в российскую правовую систему, имеет приоритет перед внутренним законом и должна применяться в качестве приоритетной нормы другими судами, действующими в Российской Федерации.

Мне кажется, что это тоже один из способов, благодаря которому Конституционный Суд Российской Федерации существенно продвигает применение норм международного права в практике других судов Российской Федерации.

Важно подчеркнуть, что не формальная юридическая сила международно-правовой нормы, не то, что она является формально общепризнанной, не то, что она является обязательной нормой, а именно содержание этой нормы определяет её значение для применения, для использования во внутреннем правоприменительном процессе в Российской Федерации. Именно поэтому, повторяю, Конституционный Суд неоднократно обращался к рекомендательным, так называемым, нормам, к таким нормам, допустим, как нормы Декларации Генеральной Ассамблеи ООН, как принципы независимого правосудия, как принципы защиты жертв преступлений, как Кодекс поведения юристов в европейском сообществе. На все эти акты, формально не имеющие обязательной юридической силы, Конституционный Суд неоднократно ссылался в своих решениях, наполняя с помощью этих актов содержание основного права, закрепленного в Конституции Российской Федерации.

Теперь я хотела бы, может быть, подойти к главному тезису своего сегодняшнего выступления. Все эти многочисленные ссылки на международно-правовые нормы в решениях Конституционного Суда, все это, может быть, не имело бы такого большого значения, если не принимать во внимание юридическую силу самих решений Конституционного Суда.

Мне хотелось бы подчеркнуть такой аспект: юридические последствия применения Конституционным Судом международно-правовых норм непосредственно связаны с тем, что решения Конституционного Суда имеют обязательную силу. При этом, я подчеркиваю, эту обязательную силу не только в формальном смысле, не только в том плане, что Конституционный Суд принимает решения окончательные, с точки зрения их процессуальной силы и положения, но и в том смысле, что Конституционный Суд принимает решения, имеющие обязательную силу в материальном смысле, потому что они обязывают все другие суды.

Последний мой вывод заключается в следующем. Мне кажется, что конституционное правосудие является очень важным средством для интеграции собственно правового регулирования, существующего в Российской Федерации, в международное правовое пространство. И я думаю, что решения Конституционного Суда могут рассматриваться как вносящие существенный вклад в эту гармонизацию в европейском и мировом сообществе, в понимание основных прав, потому что они обеспечивают синхронное толкование основных прав Конституции Российской Федерации и в международных стандартах.