Во все времена человеческой истории изменения общественной системы сравнивались с землетрясениями, потому что, в основном, внезапно возникает качественно новая ситуация, характеризуемая неопределенностью, неуправляемостью, расформированием институциональных систем, путаницей мышления, непредсказуемостью процессов, нечеткостью действий и социальной напряженностью. В сущности, это всеобъемлющий общественный стресс, начальный период которого - типичная шоковая ситуация, переходящая в состояние тревоги и неопределенности, после преодоления которых начинается период стабилизации и развития.

В подобной ситуации оказались почти все страны посткоммунистического периода. Особенно отчетливо это проявилось в республиках бывшего СССР. Дело в том, что они пережили двойной развал: системы общественных отношений и структур государства. Если первое предполагало переход экономики к рыночным отношениям и укоренение общественных отношений, характерных для демократического, правового (в некоторых новых независимых государствах также и социального) государства, основанного на принципе разделения властей, то второе обязывало к незамедлительным действиям для становления целым из части, формирования самостоятельной государственной системы.

Решение отмеченных задач прежде всего требовало задействования всего арсенала кризисного управления, чтобы сделать переход управляемым, смягчить неминуемые отрицательные последствия преобразования системы, преодоления политической, экономической, психологической неопределенности и неопределенности общей системы ценностей, четко обозначить новые правила общежития, создать новые структуры вместо разрушенных и решить еще множество других вопросов, не терпящих отлагательства. Требовалось приложить огромные усилия для сохранения ритма жизни, чтобы сориентироваться во времени и пространстве по-новому.

С точки зрения общественного управления и, в частности, предмета нашего исследования, большое значение имеют ответы на следующие вопросы:

1. Как произошел переход? Это был переход без подготовки или был развал?

2. Насколько ясно было, к чему осуществляется переход?

3. Какова суть переходного периода, его длительность, фазы, начало и конец?

4. Требует ли переходный период особого подхода к общественному управлению и, в частности, к конституционному контролю?

Как для бывших коммунистических стран Европы, так и для республик бывшего СССР период после апреля 1985 г. воспринимался как эпоха активных преобразований.

Политическая оценка Запада по поводу создавшейся ситуации была такова: они имели дело с империей зла и иррациональной экономической системой и усилия Горбачева по ее преобразованию сочли геройством.

Однако горбачевские преобразования по ряду причин с самого начала были обречены на неудачу. Во-первых, они охватывали в основном сферу экономики и почти не касались политической системы. Во-вторых, процессы в обществе стали неуправляемы и вышли за рамки искомых и навязанных решений. Более того, они не только не могли вместить в себя новую действительность, но и исполняли роль детонатора глубинных социальных преобразований. Наилучшим примером тому - Новоогаревский процесс, референдум 17 марта 1991 г. , недальновидные отклики союзного центра по поводу процессов, происходящих в Прибалтике, Армении и других регионах. В-третьих, ошибочно воспринимался и оценивался международный фактор. С одной стороны, недооценили геополитические интересы запада, возможное воздействие внешних факторов, с другой - доминировали головокружение и необоснованное воодушевление.

Если ко всему сказанному добавить отсутствие четкого представления о том, что предстояло сделать, а также искаженное восприятие окружающих реалий, - картина станет целостной.

Все это свидетельствует о том, что "созревание" реальной действительности произошло "независимо от воли" правителей и в "скрытом периоде".

Естественно, преобразования должны были носить взрывной характер, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Фактически, историческая реальность такова, что произошел развал системы без подготовки к этому народов, являющихся ее субъектами. Более того все силы и московских властей, и международных кругов были направлены на дезориентацию общественного мнения, а также на создание превратного представления об ожидаемых событиях. Естественно, в подобной ситуации были неизбежны психологические потрясения и искажения мировосприятия, что несравнимо осложнило преодоление трудностей переходного периода.

В подобной ситуации на первый план выходят подходы к кризисному управлению, выдвигающие решение двойной задачи. Первое - не допустить возникновения хаоса и организованным и управляемым способом выйти из этой ситуации, сведя до минимума неизбежные потери. Второе - в возможно короткий срок уточнить приоритеты, подготовить государственную машину к работе в режиме функционального управления, создать правовое поле, соответствующее новым общественным отношениям и институциональную систему управления. Решение этих задач для европейских (бывших коммунистических) стран имело ту особенность, что, с одной стороны, они обладали четким представлением о будущем, из общественного сознания еще не были вытеснены те ценности, которые нужно было восстановить, причем носители их составляли большинство. С другой стороны, существовала целостная национально-государственная система, сравнительно самостоятельная экономическая система с определенной структурой, создававшей широкие возможности для интеграции с прогрессивными европейскими системами ценностей, наиболее благоприятная геополитическая ситуация.

Для республик бывшего СССР имели значение не только фактор инерции, вопросы, годами замалчиваемые и потому проявившиеся с особой остротой, но и то обстоятельство, что действовать самостоятельно было неизмеримо сложнее. Это было обусловлено, с одной стороны, тем, что экономические связи и их взаимодействие в сравнении с политическими процессами имели относительную независимость и большую инерционность. С другой стороны, появилась несогласованность интересов и по той причине, что не были четко обозначены перспективы, новые решения и пути их достижения. Сработал так называемый лозунг "Спасайтесь, как можете". И не случайно, что даже после образования Содружества Независимых Государств совместно принятые решения преимущественно остались благими пожеланиями и в большинстве не претворяются в жизнь.

Все это в значительной степени обусловлено тем, что для большей части новых независимых государств долгое время было неясно, в какую сторону идет переход и какие глубинные преобразования требуются для этого (лучшим свидетельством тому служит референдум, проведенный 17 марта 1991 г. в девяти республиках).

Переходный период условно можно разделить на следующие временные промежутки.

1. Период, предшествующий переходу к новой общественной жизни. Теоретически это может относиться ко всем 70 годам (для многих эти годы стали годами ссылки, политических преследований и беспросветной борьбы). В действительности он стимулировался полурешениями экономических реформ и в результате неудачных опытов 1953, 1965, 1979 и 1985 годов и получил всеохватывающий общественный характер после 1987 года, когда выяснилась несостоятельность перестройки. Этот период можно охарактеризовать как "скрытый период" созревания развала, поскольку, как уже отметили, вместо осуществления переходной программы делались лихорадочные и запоздалые попытки чинить препятствия общественному преобразованию и дезориентировать общественность. Он может считаться также временем упущенных возможностей, поскольку почти никакой предварительной работы не было проделано для обеспечения жизнедеятельности в условиях новой действительности.

2. Период фактического развала СССР и последующего шока.

Этому периоду, который охватывает 1991-92 гг. были свойственны:

- потрясения, следующие за развалом (афтершоки), продолжающееся расформирование существующих систем;

- преобладание, во многих странах, влияния экзогенных факторов на ситуацию в сравнении с эндогенными;

- угроза неуправляемости и слабое предвидение изменения ситуации;

- растерянность общества, неопределенность действий, неуверенность и страх в отношении завтрашнего дня;

- мучительные поиски экономического и политического формирования новых систем и первые смелые шаги;

- отсутствие новых систем ценностей и недостаток нового осмысления времени и пространства;

- синдром старого мышления, нехватка навыков жить свободно и независимо;

- эмоциональный и дилетантский подход к вопросам дальнейшего развития общества и т. д.

С точки зрения общественной психологии тревога народа до декабря 1991 г. и после него были несколько разными. Вообще, 1991 г. стал годом больших потрясений общества: 17 марта референдум для сохранения Союза (в котором Армения не участвовала), попытка переворота в СССР (август) и затем развал (декабрь) и другие многочисленные события, каждое из которых затрагивало коренные интересы бытия сегодня и в будущем.

Добавим, что независимость, получившая политическое и нравственно-психологическое признание, уже была действительностью, которая требовала экономической и социальной платы.

Именно в этот период должны были решиться две чрезвычайно важные задачи: во-первых, преодоление тревоги переходного периода. Во-вторых, уяснение принципиальных позиций по отношению к процессу дальнейшего развития общества и законодательного их урегулирования.

3. Для многих новых независимых стран, последующие годы - до принятия новой Конституции - стали годами дискретных преобразований и некоторой стабилизации. Значительно укрепилась законодательная база, касающаяся новых общественных отношений, в основном сформировались институты государственного управления, новые качества приобрела независимая экономика, особенно благодаря введению собственной валюты и финансово-банковских отношений, сформировались действенные международные связи, которые также сориентировали характер экономических реформ. Между тем неизбежно приходилось искать определенные решения путем исправления собственных ошибок.

Эта фаза содержала в себе и внутренние опасности, и подводные камни.

Наибольшую опасность представляли для общества не столько застарелые язвы, сколько явления, только появившиеся и вступившие в фазу иррационального воспроизводства. Одним из больших упущений в государственном управлении (это, кстати, типично для многих республик бывшего СССР) стало то, что не развернулась четко спланированная и эффективная борьба для преодоления негативных процессов и обеспечения опережающего характера позитивных результатов осуществляемых преобразований. Более того, за короткий срок социальная поляризация достигла такого уровня, которого не готово было воспринять общество. В свою очередь, многие из тех, кто поначалу вступил в борьбу из идейных соображений, не устояли перед искушением и занялись стяжательством, обесценив тем самым в глазах общества и себя, и саму идею.

В этой же фазе не было уделено должного внимания реформированию судебно-правовой системы, в частности, созданию действенной, эффективной системы конституционного контроля.

4. Значительные различия приобрел постконституционный период, когда новые независимые государства придали системный характер преобразованиям. Этот период продлится до тех пор, пока правовые и демократические отношения не наберут достаточной критической массы, чтобы стать основными катализаторами общественной жизни, пока рыночные отношения не будут охватывать все производственные процессы. Сложность здесь, однако, заключается в том, что время не стоит на месте. Необходимо предотвращать негативные проявления и стимулировать положительные сдвиги, с тем, чтобы отрицательные тенденции не могли опередить и препятствовать дальнейшему развитию. Быстрые же положительные сдвиги можно ожидать только в случае комплексных, взаимосогласованных и активных шагов, проявляя при этом серьезную заботу об укреплении иммунной системы общества.

Международный опыт свидетельствует, что в подобных ситуациях оправдывает себя не выжидательный подход, а формирование сравнительно активной системы конституционного контроля. В литературе даже высказывается мнение, что в Германии, Франции и в ряде других европейских стран рождение специализированных институтов конституционного контроля было обусловлено решением конкретных задач, продиктованных системными преобразованиями¹².

Мы придерживаемся того мнения, что конституционный контроль, в первую очередь, характерен для общества, вставшего на путь динамичного и стабильного развития, где демократия из лозунга превратилась в образ жизни, стала жизненной необходимостью и содержанием образа действий, в первую очередь, для государственных властей. Вместе с тем, конституционный контроль - это мощное средство для того, чтобы сделать общество таковым. Естественно, в переходный период конституционный контроль проявляется несколько своеобразно. Во-первых, устанавливается достаточно узкий круг объектов контроля и субъектов, обращающихся в орган конституционного контроля . Во-вторых, в тех странах, где предоставлена такая возможность, преобладает рассмотрение дел на основе индивидуальных жалоб. В-третьих, не полностью используются возможности конституционных судов в вопросе обеспечения верховенства Конституции. В-четвертых, недостаточное внимание уделяется последующему абстрактному контролю, который, однако, в переходный период способен в большей мере содействовать преодолению внутренних противоречий законодательной системы и обеспечить верховенство Конституции. В-пятых, конституционные суды в стадии формирования испытывают дефицит самоутверждения и общественного доверия, что ослабляет их влияние на общественные процессы.

Необходимо подчеркнуть, что в переходный период краеугольным камнем является формирование действенной системы конституционного контроля, и главным условием его осуществления является создание независимого специализированного Конституционного суда, облеченного достаточными полномочиями и обладающего необходимыми для деятельности предпосылками.