Р. А. Папаян
член КС РА, к.ф.н.

КОНСТИТУЦИОННЫЙ КОНТРОЛЬ – БИБЛЕЙСКИЕ ИСТОКИ

Достоинство – это вложенные в человека свойства Бога, предполагающие права на их реализацию; достойная жизнь – это условия для пользования этими правами. Последнее и есть назначение общественного устройства, называемого государством. “Согласно взгляду на государство как на служебное орудие (не человек для государства, а государство для человека), оно предназначено лишь для создания необходимых условий для достойной жизни людей, а на библейском языке - раскрытия образа и подобия Божия в людях”.

В какие бы бездны безбожия и богоборчества ни впадало человечество, все равно, в нем, пусть не во всей полноте, но восстанавливается то, что было вложено в первочеловека при его сотворении: образ и подобие Божие, равно как и осознание необходимости собственных усилий для сохранения этих божественных свойств. В силу этой закономерности сложилось так, что конституции современных государств – это изложение, в первую очередь, прав и свобод своих подданных, гарантия и реализация которых представляется как цель, и лишь вслед за этим – представление государственных властных структур и их полномочий, подчиненных изложенной целевой установке и представляющих механизмы ее реализации.

Не останавливаясь на спорах вокруг вопроса о правомерности различения понятий “право” и “закон” и иерархии в их отношениях, а также рассчитывая, что нижеследующие рассуждения позволят найти пути разрешения и этой дискуссии, начнем с самого главного. Приоритет основного закона государства над прочим законодательством детерминирован тем же, чем примат права над законом: конституция – это позитивированное естественное право плюс установление форм организации орудия, служебного в отношении естественного права и называемого государственной властью. Исходя из этого, можно предложить следующую формулировку, которая, при всей своей схематичности, кажется верной: правосудие “обычное” – защитник правового закона, правосудие конституционное – защитник права.

Следовательно, для более адекватного постижения задач той составляющей библейского механизма регуляции жизнедеятельности общества и государства, в которой мы склонны усматривать начатки конституционного правосудия, предпочтительнее начать с уяснения двух вопросов: 1) каково библейское понимание права и 2) что мы имеем в виду под «библейской конституцией».

* * *

Обычно в семантическом ряду значений слова «право» (правда, справедливость, праведность и т.п.) исследователи упускают антоним «левого», обозначение правой стороны (значение это есть и в англо-саксонских, и в романских языках - «right», «recht », «a droit»). Слово это – указание на сторону десницы, правой руки: «Отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией» (Лука 22:69). Нравственно-правовое противопоставление левой и правой сторон особенно отчетливо предстает в следующем фрагменте Евангелия, которое позволим себе привести полностью:

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Матф. 25:31-46).

Из этого фрагмента легко выводится два положения: 1) служение Христу или просто христианство означает не что иное как заботу о защите ближнего, а говоря сегодняшним юридическим языком – защиту прав человека; 2) эта защита осмысливается как обеспечение пребывания по правую сторону Господа.

Соотнесенность оппозиции «левый-правый» с противопоставлением благоприятного – неблагоприятному, праведного – неправедному, хорошего – дурному зафиксирована еще в индоевропейской традиции. Традиция эта, в христианском преломлении отождествления правого с божественным, во многом сохраняется и в современных языках, и это мы видели выше: морфема «-прав-» образует слова и понятия, связанные добрым началом. В противовес этому, слово «левый» мы и сегодня в определенном смысле соотносим со всем несправедливым и недобрым – в таких фразеологических оборотах, как «левый заработок», «пойти налево», «встать с левой ноги» и пр. Хотелось бы особо подчеркнуть, что в армянском языковом мышлении с правой стороной («ач») связывается и такое понятие, как прогресс, которое по-армянски звучит «арачынтац», и означает это не что иное как «движение вправо» (ар-ач-ынтац). Добавим, что термины «левый» и «правый», устоявшиеся в политической фразеологии для различения двух противостоящих группировок политических сил в современном мире, не столь условны, как принято считать. В них подсознательно (а может, вполне осознанно) отражено вышеизложенное христианское осмысление сторон: левыми себя называют те, кто претендует отрицать, подменять или основательно искажать право (правое).

Таким образом, право – это Десница Божья и незыблемая основа закона, и подобное осмысление берет начало в христианстве. Иначе что могли бы означать слова апостола Павла: «Конец закона – Христос» (Рим. 10:4)? Ведь в том же тексте он заявляет: «Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем» – Рим. 3:31). Дело в том, что в первом случае говорится о законе, базированном лишь на принуждении, следовательно, ущемляющем право, во втором – о законе, основанном на на праве. Началом утверждения права в греховном миру является Христос. Апостольские формулировки, гласящие, что «Закон свят” (Рим. 7:12) и “Закон духовен” (Рим. 7:14) означают, что современное выражение “источник закона – право” синонимично библейскому определению “источник закона – Бог” (ср. фразеологическое сращение «Боже Правый»). Слова Соломона о том, что мир был создан из «необразного вещества» (Прем. 11:18), указывают, что материя, созданная Богом из ничего, оставалась бы абсолютно бессмысленной («Безвидна и пуста, и тьма над бездною» – Быт. 1:2), если бы не была подчинена законам, творимым вместе с миром. В миг сотворения существа по образу и подобию Божию, наделенного Божьим Духом – разумом и свободной волей, – совокупность боготворимых законов обрела характер права. В тот миг Основной закон творения – закон всемирного тяготения, не дозволяющий Вселенной «рассыпаться» – обрел значение закона любви, не дозволяющего, чтобы «рассыпалось» человечество. Таким образом, право – это духовный вектор творения в контексте свободной воли. Формулировка «право – математика свободы» – вовсе не метафора. Устоявшееся в современном лексиконе словосочетание «права и свободы» базируется на христианском миропонимании. Именно потому христианство названо «Законом свободы» (Иак. 1:25; 2:12) – оно соединяет созидательное начало права (свободу) с созидательным началом жизни – любовью. Свобода же вне любви – это разрушение мира. Уникальность христианства в том, что в системе ценностей, включающих веру и любовь, оно, будучи вероучением, тем не менее акцентирует любовь: «Вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1Кор. 13:13). Это – формула космического масштаба, охватывающая все временные координаты: прошлое (вера – это приятие Бога как начала всего), будущее (надежда – это приятие Бога как конца всего) и настоящее (любовь – это приятие Бога на всем пути от начала до конца: «Я есмь путь и истина и жизнь» – Иоанн 14:6).

Бог сотворил человека для его непрестанного сближения с Богом же. Подобно тому, как Бог является и истоком, и целью человечества, право является не только истоком закона, но и его конечной целью. Это так, потому что право формирует закон для всё более полного отражения в нем и воплощения в жизнь изначальных правовых констант. В свете сказанного совершенно новый, но важный смысловой нюанс получает известное утверждение Господа: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец» (Откр. 1:8; 21:6; 22:13; ср.: Исайя 44:5; 48:12). Поскольку «Бог есть любовь» (1Иоанн 4:8), то здесь говорится и о том, что любовь и является конечной целью творения. Когда же Христос говорит: «Я есмь корень и потомок Давида» (Откр. 22:16), – понятия начала и конца переносятся из плоскости творения в плоскость государства и государственной власти, символом которого является первый библейский царь Давид. Право – сфера творения, закон – сфера государства, воплощение богоданного права, являющегося как истоком, так и целью государственной власти. Следовательно, христианское утверждение, что «Нет власти не от Бога» (Рим. 13:1) – это не оправдание любой власти, как часто считают, а отрицание власти, не признающей своего источника и цели. Правомерно, что с царствованием Давида, наиболее праведного из всех библейских царей, связано возникновение триады «государство-дом-храм», в рамках которой государство есть человеческое общежитие, предстающее, подобно Едему, как обиталище семьи (дом) и Бога (храм). В Божьем обращении к Давиду, где говорится о будущей постройке храма (дома Господня), эти понятия столь слитны, что почти невозможно вычленить то или иное из перечисленных значений: «Господь возвещает тебе, что Он устроит тебе дом. […] Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его навеки. Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном [...]. И будет непоколебим дом твой» (2Цар. 7:11-16). Государство предстает как общность людей, призванная стать синтезом семейной и храмовой соборности. Посему понятия государство, семья и храм предстают в Библии как триединство.

* * *

Тем сводом положений, который можно квалифицировать, как «конституционный закон», включающий основные правовые регуляторы общества, следует считать десять заповедей. Осознавая всю условность их определения как «библейской конституции», отметим, что их незыблемость подчеркнута тем, что они были начертаны Самим Господом и – на каменных скрижалях, в отличие от прочих положений ветхозаветного закона, которые были написаны уже в книге, допускающей возможность дополнений и «редактирования», то есть предполагающей уже и человеческое законотворчество: «И вписал Иисус слова сии в книгу закона» (Нав. 24:26); «И изложил Самуил народу права царства, и написал в книгу» (1Цар. 10:25).

Каменные скрижали, символизировавшие жесткость богоданного права, отраженного в этом «конституционном» своде законов, в свою очередь, в дальнейшем предопределили христианскую символику. Известное выражение «муж благоразумный, который построил дом свой на камне» (Матф. 7:24), отражается как в имени одного из основателей Христианской Церкви – апостола Петра («Петр» – означает «камень»), так и в декларировании Христом Своих намерений: «Ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою» (Матф. 16:18). «Дом на камне», как и «храм (церковь) на камне», предполагают, что государство как, во-первых, материализация (позитивация) права и, во-вторых, «дом-храм», должен быть основан на том камне, на котором Божьим перстом были начертаны «конституционные» нормы заповедей.

Поскольку государство есть дом и храм, то иерархия “конституционных” законодательно-правовых постулатов, запечатленных “на камне”, предполагает, что в качестве храма будущее государство должно обеспечить жизненность правовых констант в отношениях с Богом, а в качестве дома (семьи) оно должно гарантировать соблюдение права в межличностных отношениях. В соответствии с этим, библейская «конституция» (Исх. 20:2-17; Втор. 5:6-21) отчетливо членится на две части, которые действенны лишь во взаимном преломлении. «Юридическая техника» заповедей предельно ясна и прозрачна: это движение от основы к частностям. Первая заповедь фиксирует небесный Источник жизни («Я Господь, Бог твой») и свободы («Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства»); вторая заповедь – это формула свободы («Не делай себе кумира, [...] не поклоняйся им и не служи им»); третья – формула истины: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно»); четвертая – о служении Богу: «Помни день субботний, чтобы святить его; [...] а день седьмый – суббота Господу, Богу твоему». С этого «стыка» небесных и земных реалий начинается переход от основы к частностям, от духовной сферы бытия к материальной: «Шесть дней работай, и делай в них всякие дела твои». Заповедь о субботе, обычно воспринимаемая лишь как установление права на труд и отдых, на самом деле ничто, если не осознается как одно из условий уподобления Господу, реализации заложенного в человеке подобия Божьего. На самом деле в заповеди говорится не об отдыхе, ибо Господь обусловливает Свое установление вовсе не усталостью человека, а необходимостью уподобления Себе: «Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмый почил». Творец «почил» вовсе не потому, что после шести дней созидания материального мира Он устал: «Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает» (Исайя 40:28). Но Бог определил периодичность, с которой человек, после шести дней созидания материальных благ, должен обрести умиротворение, устремляясь к духовному.

Последующие заповеди о сугубо земных взаимоотношениях, как и заповедь о субботе, обретают истинный смысл лишь в контексте первых, вне чего «уставы народов – пустота» (Иер. 10:3), т. е. любое законодательство обессмыслено. Заповедь о почитании отца и матери – это перенос заповеди о почитании Источника жизни в земные координаты: земной родитель должен почитаться так, как почитается Отец Небесный. Запрет лжесвидетельства соотносится с запретом на произношение Божьего имени всуе. Заповеди, запрещающие красть, убивать, прелюбодействовать, переносят требование любви к Богу в плоскость любви к ближнему. Такая соотнесенность двух частей Десятослова позволяет Христу весь Божий закон изложить в двух лаконичных пунктах: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон» (Матф. 22:37–39). Христос фактически объясняет, что “каменная конституция”, данная Моисею на горе Синай, явившись позитивацией права, во-первых, сформировала иерархию правовых установлений, во-вторых, зафиксировала два составляющих права – духовную и мирскую, предопределив, что вторая составляющая может обрести действенную силу лишь в призме первой. Написание “основного закона” будущего государства на каменных скрижалях предопределило необходимость особой защиты его норм. Божья кара за их нарушение не могла считаться решением этой проблемы; ее должен был решать наделенный свободной волей человек.

* * *

Иерархия правовых норм, предполагающая нормы отношений вертикальных (человек – Бог) и горизонтальных (человек – человек), обосновывает два уровня судебно-правовой защиты. Соответственно этому и создавалась двухуровневая система библейского правосудия.

В начале кочевой жизни библейского народа, на его пути к образованию государства, произошло то, в чем ряд исследователей справедливо усматривают отделение судебной власти и создание условий независимости суда: Моисей создал специальный «орган», состоящий из «людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть» (Исх. 18:21), и передал судебные фнкции этому «органу». Но на самом деле Моисей вовсе не сложил с себя судебные полномочия: «И судили они народ во всякое время; о (всех) делах важных доносили Моисею, а все малые дела судили сами» (Исх. 18:26). Оказывается, фактически были созданы две инстанции правосудия. Так что Моисей как судия попросту обрел иной статус.

В чем же было различие между статусом Моисея и остальных судей? Понятно, что отныне Моисей стал верховным судьей, и надо бы уточнить, что это означает в данном случае. В обозначении должности судьи в этом фрагменте есть проблематичность. Здесь использованы «термины», несколько непонятные в данном контексте, – судьи названы начальниками: «Поставил их начальниками народа: тысяченачальниками, стоначальниками, пятидесятиначальниками и десятиначальниками» (Исх. 18:25). Слово «начальник» здесь использовано так, как часто используется и сегодня: человек, наделенный властью. В сочетании с определенным числом – это всего лишь обозначение рамок юрисдикции того или иного судьи, охватывающих определенное количество людей. Между тем, относительно продолжающихся судебных полномочий Моисея ни о каких таких рамках нет речи. И это понятно: вновь назначенные судьи «судили народ», то есть субъектом их суда было определенное количество людей, а объектом являлись всё те же «малые дела», независимо от того, десятиначальник ли это или тысяченачальник. Следовательно, слово «малые» – здесь вовсе не количественная, а качественная характеристика, и потому оно включено не в противопоставление «малые – большие», а в оппозицию «малые – важные». Моисею предстояло судить не народ, не людей, и надо полагать, что, в отличие от прочих судей, решающих частные дела, в его обязанности входило рассмотрение вопросов, касающихся общих правоотношений: разъяснение божественных законов и наблюдение за тем, чтобы законодатель, формулируя правила поведения в миру, выводил их из этих, данных свыше, ценностей права. Следовательно, объектом контроля, осуществляемого Моисеем в этом новом статусе, были уже не просто люди, а властные звенья. Посему каждый раз, говоря об этих вопросах, Моисей адресует свои указания представителям власти: «Соберите ко мне всех старейшин колен ваших, и судей ваших, и надзирателей ваших, и я скажу вслух их все слова сии» (Втор. 31:28). Как видим, здесь названы органы представительной (старейшины) и судебной властей, а также функциональный эквивалент будущей исполнительной власти (надзиратели).

При окончательно сформированной исполнительной ветви государственной власти в лице монарха и царского аппарата, по отношению в ней ту же функцию будет выполнять тоже судья, в соответствующий период осуществляющий ту же функцию, что и Моисей в пустыне – высшее правосудие. Этим властным лицом в период учреждения царского трона оказался пророк и судия Самуил, которому и было поручено: «Представь им и объяви им права царя» (1Цар. 8:9).

В связи с этим важно указать на следующую параллель между Самуилом и Моисеем. Во многих изданиях Библии фрагмент обращения Самуила к народу при учреждении царского престола (1Цар., гл. 12) снабжен подзаголовком, отсутствующим в оригинале: «Самуил слагает с себя звание судьи», – интерпретация, которая весьма неоднозначна в данном случае. Безусловно, здесь есть некая двусмысленность. Монархия возникла во исполнение требования народа, сформулированного следующим образом: «Поставь над нами царя, чтобы он судил нас» (1Цар. 8:5). Хотя именно эта часть требования особо не понравилась и Самуилу (1Цар. 8:6), и Господу (1Цар. 8:7), тем не менее, Господь, не ущемляя свободы воли, которой Он наделил человека, не воспрепятствовал желанию народа, рекомендовав Самуилу: «Послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе» (1Цар. 8:7). Посему логично предположить, что с воцарением первого царя Саула, Самуил должен был сложить свои судебные полномочия. Но, как и в случае с Моисеем, Самуил попросту перестал быть судьей в обычном смысле, то есть «судящим народ», решающим частные вопросы, «малые дела». Как видим впоследствии, именно он становится инстанцией, осуществляющей как превентивный, так и судебный контроль над деятельностью исполнительной власти. Именно Самуил указывает на все закононарушения царя, которые, достигнув критической массы, приводят к прекращению полномочий царя, то есть к «импичменту» главы исполнительной власти, решение о котором принимает тот же Самуил. Следовательно, мы вправе констатировать, что Самуил из статуса судьи «малых дел» был переведен в статус судьи, отправляющего «конституционное правосудие».

* * *

Структура судебной власти, сформированная Моисеем и функционально восполненная при Самуиле, продолжала существовать и в более поздние библейские времена. На структуру, характер полномочий высшей судебной инстанции проливает свет эпизод назначения судей царем Иосафатом: «В Иерусалиме приставил Иосафат некоторых из левитов и священников и глав поколений у Израиля – к суду Господню и к тяжбам» (2Пар. 19:8). Далее царь разъясняет задачи назначенных им судей: «Так действуйте в страхе Господнем, с верностью и с чистым сердцем: во всяком деле спорном, какое поступит к вам от братьев ваших, живущих в городах своих, о кровопролитии ли, или о законе заповеди, уставах и обрядах» (2Пар. 19:9-10). В данном определении функций отчетливо вычленяются две части. В первой из них говорится о спорах, проступках и преступлениях людей, во второй – о сфере права вообще. Сопоставляя это двучленное построение с двучленностью в определении задач всей судебной системы («тяжбы» и «суд Господень»), а также имея в виду, что выражение «суд Господень» здесь вовсе не может означать грядущий Божий Суд, поскольку абсурдно для него назначать людей, можно заключить следующее. Кроме суда для гражданских споров (тяжб), предполагается и суд, который не должен заниматься обычными судебными делами – конфликтами граждан, названными у Моисея «малыми делами». Следовательно, эта судебная инстанция должна расследовать те явления в повседневной земной жизни страны, которые наиболее связаны с Божьим промыслом и потому названы Моисеем не то что «большими», «сложными» или как-нибудь иначе, а – «важными».

Вне сомнения, что эти дела касаются вопросов культа, обрядов, службы в храме и ряда подобных проблем. Однако такое однозначное утверждение ущербно и будет неполным без учета того, что, с одной стороны, в системе библейской теократии Бог является Верховной Властью, с другой – государственная власть является земной параллелью Божественной власти. Человек сотворен по образу и подобию Божию, и подобно тому, как все божественные качества, присущие лишь человеку (воля, разум, созидательная сила и прочие), так и власть, также являющаяся одним из проявлений Божьего образа и подобия, должна воспроизвести в себе качественные характеристики Божественной власти, вплоть до отражения в структуре государственного управления троичной сути власти небесной. В ветхозаветной формулировке «Господь – судия наш, Господь – законодатель наш, Господь – царь наш» (Исайя 33:22) предельно четко представлена троичная структура Божественной власти, которая в Новом Завете, в Пресвятой Троице, предстает уже в трех Лицах: Бог-Отец – Законодатель (излагая новозаветную формулировку закона, Христос говорит: «Как научил Меня Отец Мой, так и говорю» – Иоанн 8:28), Бог-Сын – Судия («Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну» – Иоанн 5: 22), Бог-Святой Дух – Исполнитель (Он нисходит на людей, «работает» с ними и претворяет в жизнь Божий промысел на земле).

Рассматривая вышеизложенное в этом свете, можно констатировать, что дела, относящиеся к Богу, – это все те судебные дела, которые относятся к власти – и небесной (в лице реально действующей духовной власти), и земной (мирской, «человеческой»). Следовательно, задача контроля над властью должна быть возложена на ту «часть» всей системы правосудия, которая должна творить «суд Господень». В соответствии с этим, распределение судей по их функциям, показывает, что «тяжбы» (гражданские и уголовные дела) рассматривает одна инстанция, а контроль за соблюдением богоданных основ права в деятельности духовной и государственной (законодательной, судебной и исполнительной) власти осуществляет инстанция иная, отдельная от первой. Посему вполне логично, что требование защиты и соблюдения права Моисей огласил, как мы видели выше, представителям как духовной, так и мирской власти со всеми ее ветвями.

Таким образом, можно утверждать, что и в «важных делах» усматривается весьма содержательное разграничение. Предположение о различении среди «важных дел» проблем сугубо духовного характера и вопросов мирской власти подтверждается чуть позже, в обращении царя к назначенным судьям, где по сути говорится о различных «палатах» внутри единой судебной инстанции. При назначении глав этих «палат» читаем: «Амария первосвященник над вами во всяком деле Господнем, а Зевадия, сын Исмаилов, князь дома Иудина, во всяком деле царя» (2Пар. 19:11). Это означает, что высшая судебная инстанция, помимо рассмотрения культовых и обрядовых вопросов, то есть проблем, связанных с духовной властью, должна была расследовать и вопросы, связанные с деятельностью мирской власти – царя (слово «царь» в Библии зачастую используется как обозначение вообще государственной власти, подобно тому, как слово «царство», обозначает не столько «царствование» или «престол», сколько вообще «государство»). Следовательно, можно догадываться, что назначения были «из левитов и священников и глав поколений» с тем, чтобы в компетенцию судей из священнического рода левитов входили дела духовного характера, а в компетенцию судей из глав поколений – мирского. Соответственно, над первой группой судей был поставлен первосвященник, над второй – князь.

* * *

Библия дает возможность более подробного раскрытия функций той высшей судебной инстанции, к которой были причислены в одном из описанных случаев Моисей, в другом – Самуил. Среди этих функций особенно отчетливо вычленяются следующие.

1. «Господними делами» являются не только каноны храмовой службы и обрядовые установления, но и все те дела, которые связаны с обеспечением действенности этой «конституции», содержащей основные принципы права, следовательно, все «царские дела». Напомним два обстоятельства. Первое: Бог неоднократно подчеркивает приоритет заповедей над обрядовыми вопросами, наставляет, что обрезание или пост и прочие обряды лишены ценности без соблюдения заповедей. Более того, Господь подчеркивает, что жизнь в соответствии с заповедями и есть пост: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его» (Исайя 58:6-7). Апостол прямо отмечает, что царский закон суть не что иное как Закон Божий – заповедь о любви: «Если вы исполняете закон царский по Писанию: Возлюби ближнего твоего, как себя самого, – хорошо делаете» (Иак. 2:8). Второе: Десятослов является «конституцией» еще и потому, что указывает, в первую очередь, его обязательность для власти, так как нормы заповедей вовсе не абстрактны, в них не сказано «Запрещено убивать», «Нельзя красть», «Нельзя создавать кумиров», они конкретно адресованы носителю власти, сказаны Моисею лицом к лицу: «Не убий», «Не кради», «Не сотвори кумира», в том числе из себя. Учитывая это, можно быть уверенным, что главной функцией библейского аналога конституционного суда является обеспечение действенности этой основы Закона Божьего со стороны властных структур. Когда сменились судебные полномочия Моисея и в его компетенции остались «важные дела», первое судебное дело, рассмотренное им, было связано с золотым тельцом и осудило акт, совершенный властью – первосвященником Аароном. Дело в том, что в этом деле духовная проблема предстала в сращении с общественно-политической. Поклонившись литому божеству, общество, с одной стороны, стало вероотступником, с другой, нарушило «конституционный строй» – установленную в Десятослове теократию («Я Господь Бог твой […]. Да не будет у тебя других богов […]. Не делай себе кумира и никакого изображения […]. Не поклоняйся им и не служи им» – Исх. 20:2-5). То обстоятельство, что именно в этот миг разбились каменные скрижали с начертанными на них заповедями (Исх. 32:19), весьма символично: культ золотого тельца сам по себе «уничтожил» важнейшую норму этой «конституции», «разбил» ее. На судью «важных дел» Моисея и была возложена обязанность восстановить нарушенный «конституционный строй»: «Вытеши себе две скрижали каменные, подобные прежним, и Я напишу на сих скрижалях слова, какие были на прежних» (Исх. 34:1). Так что, глубинным смыслом этого суда Моисея было восстановление «конституционного строя».

2. Следует особо отметить упомянутый библейский «Уотергейт». Решение об “импичменте” царя Саула было принято судьей Самуилом, и столь строгий вердикт был основан на том, что царь нарушил «конституционные» нормы: вопреки заповеди «не сотвори кумира», он воздвигнул памятник себе же (1Цар. 15:12); вопреки заповедям «не кради» и «не желай дома ближнего твоего [...], ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его»), он взял себе в добычу «лучших из овец и волов и откормленных ягнят» (1Цар. 15:9); вопреки заповеди «не убивай», убил священников (1Цар. 22:17-19). Законоотступления царя, послужившие причиной вполне «конституционной» смены власти, в вердикте Самуила сформулированы как нарушение богоданного права: «За то, что ты отверг слово Господа» (1Цар. 15:23). Слово судьи, контролирующего соблюдение права в действиях власти, должно быть столь же авторитетно и обязательно к выполнению (послушанию), как слово Господа. Осознавая это, сам поверженный царь так и формулирует свою вину: «Согрешил я, ибо преступил повеление Господа и слово твое» (1Цар. 15:24). Такой авторитет блюстителя “конституционности” подготовлялся с периода Моисея, дважды названного Богом (Исх. 4:16, 7:1), получил более точное «терминологическое» оформление в эпоху судей: все они титуловались как «спасители» (Суд. 2:16, 3:15, 6:14, 10:1, 13:5 и др.) – слово, слившееся в Евангелии с именем воплотившегося Бога – Христа Спасителя (выше мы указали, что в небесной власти функцию Судии осуществляет Христос).

3. Функция библейского надзора за властными структурами государства, включает не только лишение полномочий вследствие законоотступлений властного лица, но и надзор за формированием звеньев государственной власти с целью предупреждения таких законоотступлений. Накануне смены власти, когда место Моисея должен был занять Иисус Навин, тот же Моисей, уже не столь в качестве предводителя народа, сколь в качестве судьи над «важными делами», выступил как лицо, гарантирующее «конституционность» перехода власти, удостоверяющее легитимность нового властного лица. Именно Моисею Господь сообщил о Своем выборе нового вождя (Чис. 27: 18-21) и предъявил требование стать очевидцем передачи власти: «Призови Иисуса и станьте у входа скинии собрания, и Я дам ему наставления» (Втор. 31:14). Только став наблюдателем этого акта Моисей мог подтвердить легитимность Иисуса Навина как предводителя народа, ссылаясь на Господни слова: «Иисус пойдет пред тобою, как говорил Господь» (Втор. 31:3).

Аналогичные эпизоды видим и до, и после этих событий. Еще в пустыне Господь обратился к Моисею с требованием стать очевидцем, как другая властная ветвь (старейшины) получает легитимность (Чис. 11:16-17). Уже при состоявшейся государственности, Самуил, в своем новом статусе, отличном от домонархического, находится в центре событий каждый раз, когда решаются судьбы государственной власти. Передача царских полномочий новому монарху (Давиду) должна была произойти непременно в его присутствии, поэтому Господь повелевает ему отправиться в Вифлеем и стать очевидцем передачи власти (1 Цар. 16:1). Самуил в этом эпизоде выполняет ту же функцию, какую выполнил в свое время Моисей, и тем самым еще раз, уже в условиях состоявшейся государственности, подтверждается, что само назначение носителя исполнительной власти подлежит “конституционному” контролю. Орган, осуществляющий этот контроль, сам должен удостоверить подданных в легитимности новоизбранного властного лица. Следовательно, есть основания предположить, что одной из задач органа конституционого контроля является подтверждение законности избрания властных звеньев и лиц – задача, и сегодня во многих странах рассматриваемая как сфера конституционного правосудия.

4. Те судьи, которые при Моисее “судили малые дела”, должны были обращаться к Моисею при возникновении “важных дел”. Как многие положения Библии, так и это трактуется многопланово. Одна из таких трактовок содержится в наставлении этим судьям: “Если по какому делу затруднительным будет для тебя рассудить между кровью и кровью, между судом и судом, между побоями и побоями, и будут несогласные мнения в воротах твоих, то встань и пойди на место, которое изберет Господь Бог твой, (чтобы призываемо было там имя Его,) и приди к священникам левитам и к судье, который будет в те дни, и спроси их, и они скажут тебе, как рассудить” (Втор. 17:8-9). В данной рекомендации предполагается, что в сложных случаях, при непонятности или запутанности закона или при возможности двоечтения (“несогласные мнения”), судьям вменяется в обязанность обращаться в вышестоящую инстанцию, которая уполномочена помочь и прокомментировать закон. Следовательно, в компетенцию высшего органа правосудия входило и толкование законов. Логично было бы заключить, что подобная ситуация могла возникнуть в том случае, если закон, установленный “законниками и книжниками”, уклонялся от права – от заповедей, данных Господом, и ставил под вопрос законность самого закона, его правовой характер. Следовательно “помощь” верховной судебной инстанции прочим судьям предполагала: 1) контролировать законность решений судов общего профиля, 2) комментировать или толковать применяемые законы и 3) определять правовой или неправовой характер закона, и в случае негативного ответа на этот вопрос – обеспечить непосредственное действие права.

5. Отсюда же можно вывести, что в компетенцию высшей судебной инстанции входил и превентивный контроль за деятельностью законодателя, за соответствием принимаемых им законодательных актов божественному праву. В рамках этой деятельности и следует воспринимать указание Моисея – хранить законы так, чтобы они пребывали по правую сторону Господа: «Возьмите сию книгу закона, положите ее одесную ковчега завета Господа Бога вашего» (Втор. 31: 26). Это метонимия, означающая необходимость сохранения закона в лоне права, но мысль эта выражена в Библии не только метонимически, как видим в данном месте, но и прямо – в довольно грозной форме: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы [...] похитить права у малосильных народа» (Исайя 10. 1-2).

* * *

Как видим, контроль над органами государственной власти и направленность этого контроля на защиту естественных и неотчуждаемых прав человека как главнейшая функция особой, именно для этого предназначенной судебной инстанции вовсе не является прерогативой новых времен, а берет начало с библейских. Но важнее всего то, что это представляется в Библии не только как деятельность, санкционированная Богом, но и как перенесение божественных деяний на землю. Этот глобальный смысл проявляется в ряде нюансов.

Первый такой нюанс видится в том, что, как и сегодня, библейский орган конституционного надзора был централизованным. Относительно судов общего профиля Моисей ясно указал на их территориальную юрисдикцию: «Во всех жилищах твоих, которые Господь Бог твой даст тебе, поставь себе судей и надзирателей по коленам твоим, чтобы они судили народ судом праведным» (Втор. 16:18). Между тем, в подсказке судьям обращаться за получением разъяснений и комментариев к применяемому закону, Моисей указывает место: «Пойди на место, которое изберет Господь Бог твой, чтобы призываемо было там имя Его». Конечно, эти координаты кажутся туманными, что естественно в условиях кочевой жизни, однако тем не менее здесь нет никакой «туманности»: место, избранное Господом, где «призываемо» имя Его, вполне однозначно – это ковчег завета Господня, одесную которого хранится книга закона, согласно повелению Моисея.

С установлением государственности этим местом должна была стать столица – Иерусалим. Посему в новых условиях, в отличие от судей общей юрисдикции, которых царь Иосафат «поставил […] по всем укрепленным городам Иудеи, в каждом городе», рассматриваемый «верховный» суд был учрежден только в столице. По крайней мере, ясно сказано, что «В Иерусалиме приставил Иосафат» судей, наделенных полномочиями творить «суд Господень», и нет никакого намека о том, что аналогичная инстанция была еще где-либо. Но Иерусалим и есть место, «которое избрал Господь»: «Было в Салиме жилище Его, и пребывание Его – на Сионе» (Пс. 76:2); «Обращусь Я к Сиону, и буду жить в Иерусалиме» (Зах. 8: 2). Посему, согласно этому пророчеству, вочеловечение Бога состоялось именно здесь, где положено было быть защитнику права – органу конституционного надзора, но где, вопреки этому, в то время господствовало не право, а закон, игнорировавший право. Господь, неся в мир любовь, восстанавливал отмененное законом право в своем изначальном статусе: «Конец закона – Христос» обрело тот смысл, что Христос – торжество свободы и права.

В контексте вышеупомянутой уникальной особенности христианства – приоритета любви («Вера, надежда, любовь; но любовь из них больше») – следует понимать христианское наставление «не судите, да не судимы будете» (Матф. 7:1), которое, как это ни парадоксально, относится и к судьям, посему требует пояснений. Это указание на примат милости в суде, то есть на параметр Божьего суда: так как «Бог есть Любовь» (1Иоанн 4:8), то в Господнем суде «Милость превозносится над судом» (Иак. 2:13). Отсюда следует вот что. Над земным судом, созданным для разрешения тяжб и кровопролитий, находился также земной орган, преднадначенный «к суду Господню», – это и есть вышестоящая «инстанция милости». Это следует понимать в трех планах. 1) Поскольку деятельность этой судебной инстанции скорее всего относится к указам, вердиктам, законам и прочим актам, издаваемым определенным властным лицом или органом, постольку этому суду подсудны не лица, а их конкретные действия, выраженные в распоряжениях – как письменных, так и устных: так Моисей, став инстанцией рассмотрения «важных дел», перестал быть судьей над людьми, «судить народ». Так что вычерчиваемый в Библии абрис прототипа конституционного контроля, при функции судить, всё же реализует требование не осуждения человека, а защиты его богоданных прав и свобод. 2) В вышеописанной деятельности контроля за правоприменением в общих судах эта же инстанция устраняет опасность ущемления права подсудного человека. 3) Благодаря деятельности этого органа, направленного на защиту права, в стране создается ситуация, при которой необходимость осуждения конкретных лиц сводится к минимуму. Обычный суд – инстанция определения виновности в уже имевшем место факте, между тем как суд, выступающий гарантом «конституционности» в стране, является органом, скорее предотвращающим нарушения, органом, в результате чьей деятельности право превращается в совокупность “надфактовых” норм, действующих непосредственно и вне зависимости от фактов.

В ХХ веке теория конституционного права после многовековых блужданий, наконец, постигла права человека как непосредственно действующие нормы – положение, впервые зафиксированное, в частности, в Конституции ФРГ в 1949 г. (ст. 1). Поиски эти могли быть менее болезненны и кровопролитны, если бы человечество не столь пренебрежительно относилось к библейским истинам. Из вышеизложенного следует также, что библейский прототип органа конституционного контроля явился зародышем двух форм, одна из которых действует сегодня во Франции (Конституционный совет), вторая – в других европейских странах (Конституционный суд). Существование богоучрежденного этого органа было обусловлено Божественной заботой об упрочении основ государства, предназначенного для синтеза правовых констант вертикали «человек-Бог» (любовь к Богу) и горизонтали «человек-человек» (любовь к ближнему). Государство может стать единением дома и храма именно так – в силу соединения в себе этой вертикали и горизонтали, которое суть крест – орудие спасения и христианский символ древа жизни, игнорированного человеком в Едеме. Следовательно, и гарантия жизни государства и государственной власти – в ее неукоснительной верности праву. Задачу, возложенную на библейский орган конституционного контроля и сообщенный царю («чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево»), Господь именно так обосновал: «Дабы долгие дни пребыл на царстве своем он и сыновья его» (Втор. 17: 20). Следовательно, в библейском осмыслении, орган, контролирующий законопослушность власти, и есть тот орган исключительной важности, главной задачей которого является сохранение мира и политической стабильности в стране. Защита права органом конституционного контроля – это христианизация общества еще по одному параметру: это воцарение в нем мира как умиротворенности, как получения печати миро. Омофоны «миръ» и «мiръ» в русском языке, по-видимому, не случайны. «Бог не есть Бог неустройства, но мира», (1Кор. 14: 33). Бог творил мир, устраивая его, а устроение – это умиротворение. Мир как умиротворение есть составляющая мира как творения, посему современная орфография превратила эти омофоны в полные омонимы.

Так всё возвращается на круги своя, и так мы вернулись к началу наших размышлений о праве как духовном векторе творения. Защита права, которое суть задача конституционного суда, есть, таким образом, защита этого вектора.

Summary

Constitution is a positivized natural law (human rights and freedom) and bases of organization of the service instrument, i.e. state power; "ordinary" justice is the defender of legal law and constitutional justice is the defender of rights. Christ, considering that serving people is equal with serving Him and putting the sheep at His right hand (Mtt. 25:31-46), in fact confirmed that the service to Christ, i.e. Christianity is a care for one's neighbour (defense of human rights), and due to it a chance to be in the right hand of God.

The expression "rights are the source of law" is synonymous to the expression "God is the source of law". Laws that were brought forth during the creation of the world obtained a character of rights with the appearance of beings bestowed with free will. Rights are the spiritual vector of creation in the context of free will. God is the beginning and the final aim of creation and humanity. Similarly, rights are both the beginning and the final aim of law (state). The formulation of Christ "I am the Alpha and the Omega, the Beginning and the End" (Rev. 1:8) moves from the field of creation to the field of the state: "I am the Root and the Offspring of David" (Rev. 22:16).

In the Bible state is considered to be home (family) and church, that is why "constitutional" postulates (commandments) formed the hierarchy of legal statute fixing two constituting laws - spiritual and secular and determining that the latter can obtain executive power only in the prism of the former. The outline of the "basic law" of the future state on tablets of stone assigned a necessity of its special defense symbolizing its steadiness.

The significance of the fact that Moses appointed judges is not only the establishment of an independent lawcourt, but also the creation of two courts of justice: the appointed judges "judged the people" and Moses - "hard cases", i.e. general legal relations and formation of their authorized circles. A similar role was given to Judge Samuel in the establishment of monarchy.

In the decree of King Jehoshaphat are clearly presented two court-instances in the system of justice: "for the judgement of the Lord and for controversies". Their authority was also explained: make justice "whatever a case comes to you […] whether of bloodshed, or offenses against law or commandment, against statutes or ordinances" (2 Chr. 19:10). The first part of this definition is the object of the courts of general jurisdiction and the second one is the object of constitutional justice. Two "courthouses" were founded inside this body of constitutional control. One of them examines issues of spiritual power, the other - those of secular power. Respectively, the head of the first "courthouse" is the chief priest and the head of the second one is the prince.

Functions of biblical constitutional control are the following: 1. defense and restoration of the "constitutional structure": such is the case with the golden calf, when Moses restored the basis of the "constitutional structure" (theocracy) infringed by one of the branches of authority - by chief priest Aaron; 2. deposition of the head of the state: decision about the king's impeachment was made by Judge Samuel; 3. control over the formation of the branches of authority and confirmation of their legitimacy: Moses did just the same by giving the elders empowered authority, as well as by giving the power to Joshua, son of Nun; and Judge Samuel - by giving the kingdom to David; 4. through decrees addressed to judges of general jurisdiction "If a matter arises which is too hard for you to judge […], then you shall arise and go up to the place which the LORD your God chooses. And you shall come to priests, the Levites, and to the judge there in those days, and inquire of them; they shall pronounce upon you the sentence of judgment" (Deut. 17:8-9) it becomes clear that the supreme court: a) controlled over the decisions' legitimacy of judges of those days; b) interpreted practiced laws; c) defined legal or illegal character of laws, in the last case immediate action of rights was available; d) realized preventive control so that practiced legislative acts could correspond to the law: "Woe to those who decree unrighteous decrees, who write misfortune, which they have prescribed to rob the needy of justice, and to take what is right from the poor of My people" (Isa. 10:1-2).

God substantiated the task imposed on the body of constitutional control ("he [the king] may not turn aside from the commandment") in the following way: "so that he may prolong his dais in his kingdom, he and his children in the midst of Israel" (Deut. 17:20). In this way the court, which controls over the legitimacy of the authority's acts, is considered as a very important body in the Bible, the mission of which is the preservation of peace and political steadiness in the country.